Между тем мне явно становилось лучше. Я понял, что жутко хочу есть, и, словно угадав мои желания, на следующую ночь после порции мерзкой кашицы я получил еще одну. К счастью, вполне съедобную, напомнившую мне вкус корня рогоза. На этот раз мне удалось схватить незнакомку за запястье.
— Кто ты? — прошептал я, и это были мои первые слова за много дней.
Девушка легко вырвала руку и поспешно скрылась на улице, оставив дверь открытой настежь. Я лежал на кровати и смотрел в темноту. Тяжело вдыхая свой отвратительный запах вперемешку с доносившимся с улицы свежим воздухом, я стремительно поправлялся.
В этот день сон отступил, когда на улице было уже светло и я слышал, как рядом с моей лачугой ходят люди. Похоже, вернулся Тыкто, вроде бы даже говорили про меня, но в дом никто не заходил. Не желая пока привлекать внимания, я не без труда сел, жадно напился из горшка с водой и сбросил с кровати пропахшие грязные шкуры. Без них лежать было жестко, но психологически куда как комфортнее. Слушая раздававшиеся за стенами голоса, я незаметно для себя уснул.
Уличные крики снова разбудили меня. На дворе уже стояла глубокая ночь. Кричали несколько мужчин и женщина, причем совсем рядом с моей дверью. Я накинул небольшую повязку на бедра и, пошатываясь, вышел. Увидев меня на пороге, туземцы притихли. В пяти метрах от входа в дом стояли трое воинов с горящим факелом и Тыкто, который держал за волосы туземку, резко закинув ей голову назад. Женщина попыталась повернуть лицо в мою сторону, и я узнал ее. Это была Пхо, изгнанная из племени много месяцев назад за попытку убийства.
— Отпусти ее, — раздался мой хриплый голос.
Тыкто разжал руку, и дикарка почти упала на землю, после чего быстро вскочила и попыталась броситься прочь.
— Стой, Пхо! — как можно громче постарался крикнуть я, и уже тише добавил: — Подойди сюда.
Девушка медленно приблизилась ко мне, и в ночном воздухе я ощутил тот же запах, что был у моего исцелителя. Однажды сохранив ей жизнь, я получил бумерангом ответное спасение.
— Пхо больше не враг, — обратился я к Тыкто, — она вернется в племя.
В слабом свете горевшего полена я не увидел на его лице эмоций, говоривших о несогласии вождя. Не объясняя причин своего решения, я показал девушке на дверь, приглашая зайти внутрь. В ту же минуту над горами сверкнуло, и далеко-далеко белая молния разорвала небо пополам. Все повернули головы в сторону вспышки.
— Кава говорит: будет дождь, — спокойно произнес я.
Издалека донеслись глухие раскаты грома.
Долгожданный ливень принес спасительную прохладу, и с гор потекли грязные ручьи. Водохранилище наполнялось мутной, но после отстоя и кипячения вполне пригодной для питья водой. Жить захочешь — еще и не такое проглотишь. Племена наших соседей также смогли пережить этот катаклизм почти без последствий — Ыката знал, где находилось небольшое горное озерцо, и ходоки по ночам таскали оттуда горшки с водой. Команчи, живущие рядом с морем, использовали довольно любопытный способ добычи. Они копали ямки на берегу, метрах в пятидесяти от моря, и ждали, когда начнется появляться вода. Как только влага проступала, они пили первый слой, толщиной в два-три сантиметра, прекращая копать дальше. Питье на вкус было немного солоноватое, но все же не такое вредное как из моря. Вероятно, более тяжелая по плотности, соленая вода опускалась ниже в песчаные слои, выталкивая легкую дождевую воду на поверхность. Ее-то и собирали находчивые туземцы.
В целом, не считая наполовину сдохшего скота у команчей и чуть не сгинувшего от дизентерии меня, все благополучно пережили засуху. Часть зерновых практически полностью погибла, зато другая перенесла капризы погоды вполне стойко. После того, как прошли дожди, и колосья подсохли, я стал готовиться к сбору урожая.
Признаюсь, что обработать столько гектаров полей было не такой уж простой задачей. Пообещав Чуку десятую часть урожая, я призвал около пятидесяти женщин из его племени на полевые работы. Под тщательным присмотром и при активном вовлечении студентов моего аграрного факультета колосья срезали и относили к месту сбора. Серпов было мало, поэтому использовались они по максимуму и без простоев. Жали одни, носили другие, снопы вязали третьи. На большой вытоптанной площадке все собранное сушили, молотили, провеивали и складировали в большие глиняные горшки.
Несмотря на засуху, удобрения сделали свое дело, и урожай составил почти центнер с гектара, то есть около двух тонн. На простой земле уродилось бы в несколько раз меньше. Чук лично присутствовал на последних этапах сбора. Я настоятельно рекомендовал ему не съедать все зерна, а подождать поздней осени, чтобы посадить их и получить через год в десять раз больше. Благо трое студентов-агрономов были родом из его племени и должны были помочь сделать все правильно.
Чук не мог ослушаться, но по глазам я видел, как ему хотелось насладиться добычей. Понимая, что силы воли до сева может и не хватить, я предложил ему каждый раз приходя ко мне получать в качестве угощения лепешки и кашу, а этот урожай целиком сохранить для посева. На том и порешили.
Отложив примерно треть зерна под посадки (а я планировал засеять примерно сорок гектаров), племя принялось толочь муку. Наверное, можно было подумать о создании водяной мельницы, но пока не было ни воды на колесе, ни представления, как сделать два крутящихся камня-жернова и каким образом засыпать между ними зерно. Поэтому терли каменными, а затем и медными пестиками. Благо работа не шибко интеллектуальная.