Если не случится непредвиденного и на следующий год получится засеять двадцать гектаров, то, по моим подсчетам, это даст около шести тонн зерна. Правда, только при условии, что я добьюсь урожайности в три центнера с одного Га. Но после того, как я несколько месяцев дышал запахом компоста, ставить менее амбициозные цели — форменное малодушие.
Шесть тонн зерна — это примерно три тонны муки. Численность всех племен в округе составляет около шестисот человек, получалось по десять килограммов муки на человека в год, включая младенцев. И еще столько же отрубей на кашу. Этого, конечно, не хватит для перехода только на сельское хозяйство, но как минимум получится питаться в течение нескольких месяцев. То есть уже на следующий сезон можно будет забирать больше половины урожая в помол, что, несомненно, радовало.
Поля были размечены маркированными кольями и образовывали гигантский прямоугольник, в котором насчитывалось двадцать квадратов. Измеряя землю шагами, я прикинул, что площадь каждого поля будет как раз гектар. На очередном субботнике поле очистили от камней, а еще через неделю мужчины получили отличную возможность похвастаться физической силой. Сделав из дерева что-то вроде сохи с бронзовым наконечником, я впрягал двоих солдат, а третий управлял процессом, не сильно заглубляя, но и не поднимая плуг. Обратив труд в соцсоревнование и посулив лучшей команде пахарей двойную пайку за обедом, я в течение недели перепахал все поле.
Использовать для этой цели ослов, увы, не удалось: животные оказались уж очень упрямыми. Пока сделали ярмо и заставили осла пропахать хотя бы сто метров, троица пахарей заканчивала обрабатывать четвертый гектар. Поэтому ослы продолжили таскать грузы между племенами: дорога стала для них такой привычной, что можно было посылать с двумя животными одного подростка для контроля движения.
Свежевспаханное поле следовало удобрить, но пока я не был уверен, чем и в каком количестве, поэтому оптимальный состав мог быть получен только путем эксперимента. В каждый квадрат вносилось определенное количество одного типа удобрения или их смесь. Где-то зола, где-то зола с навозом, где-то только перегной из веток. Все зловонные коктейли я старательно занес в табличку и поставил в библиотеку. Теперь полям предстояло насытиться полезными веществами, чтобы быть засеянными через три месяца.
Была середина сентября второго года, когда я решил, что пришло время для первого большого чемпионата по нашему гандболу. Подготовка была масштабной. Такого сборища людей доселе еще не случалось, ведь на игру должны прийти практически все.
Мы притащили несколько бревен и положили по периметру поля, устроив сидячие места. На них и на траве будут располагаться женщины и дети. Практически все мужчины окажутся в зоне для команд. По центру была VIP-трибуна для тренеров, Ыкаты и меня. Сколоченная из досок, она позволяла смотреть игру с высоты примерно двух с половиной метров, что, безусловно, было очень удобно.
Наступило воскресенье. Люди подтягивались к месту игры. Многие из них вышли из племени еще затемно, некоторые — вечером прошлого дня. Ыкату привезли верхом на осле — вождю апачей было трудно ходить, и, судя по всему, у него наблюдались какие-то проблемы с суставами. Большими семьями приходили команчи. Многие женщины несли на руках маленьких детей. Примерно к одиннадцати часам утра кворум был достигнут, а значит, пора начинать.
Команды новичков заметно нервничали. Очень бросалось в глаза, что для древнего человека ожидание боя гораздо волнительнее, чем сам бой, и такая долгая подготовка расшатывала их нервы. Первыми на поле вышли апачи под предводительством Гека и одна из сборных команчей. Для того чтобы отличать игроков, пришлось применить природные красители. Волосатые тела одной команды были натерты ягодным соком, из-за чего они стали похожи на окровавленных зомби, другие остались в естественном обличье. Из красок еще были уголь и гашеная известь, так что расцветок хватало.
Защитные латы применять было нельзя — на всех бы их все равно не хватило, а упакованный игрок получал весомое преимущество при столкновениях. Поэтому бегали в одних повязках. Неплохо было бы официально открыть эти игры, — решил я. Придется выступить перед толпой. Как же не хочется… За все эти месяцы практически всё население, включая команчей, научилось если не говорить, то довольно сносно понимать меня. Поборов некоторое стеснение, стоя перед такой массой людей, я начал с общих слов.
— Игра — это не война. Мы все не враги, — после этой патетической фразы я замолчал. Де Кубертен из меня получался неважный. Я перешел к правилам.
— Не бить в голову, не бить ногами, можно только толкаться и отнимать мяч. По моему свистку игра останавливается. Нарушители удаляются. Счет ведет Том, — я показал на моего помощника, стоявшего около доски с камнями. — Играем три тайма. Тайм идет, пока вода не вытечет из этого кувшина, — я ткнул пальцем в сосуд, в дне которого была проделана маленькая дырочка. По моим подсчетам, вода вытекала около пяти минут.
— В каждом тайме игроки меняются на новых. Замен нет. Тот, кто первым набирает десять очков — выигрывает матч. Если по завершению третьего тайма счет равный, играем до первого забитого мяча.
Туземцы молча смотрели на меня. Надо было сворачивать выступление.
— Понятно? Начали!
Я бросил мяч в середину поля, и игроки рванули к нему, поднимая пыль. Это была жесткая куча — мала. Так как туземцы редко играли в пас, то ситуации, когда на поле возникал клубок из тел, происходила довольно часто. Временами мне казалось, что без выбитых глаз не обойтись, и пару раз я останавливал игру, чтобы разобраться в травмах. Но все заканчивалось лишь ссадинами и синяками, так что по принятым на тренировках правилам игроки обнимались и бежали играть дальше.